Автор: Полётчица.
Бета: она же.
Благодарность: моей психике. За то, что она отсутствует)))
Дисклаймер: не извлекаю из написанного никакой коммерческой выгоды. Написано по произведениям Дж. К. Роулинг.
Жанр: action/adventure.
Категория: джен. Если вы их тут увидите – намёки на слэш)).
Комментарии: AU.
Название: «Переступая через себя».
Обращение: Байкер, спасибо огромное за поддержку и некоторые идеи. Без тебя бы у меня вряд ли что-либо написалось. Лисичка, спасибо за то, что ржала над идеей фика. Если бы ты её одобрила, я бы, наверно, вообще не стала писать. Нетопырь, а тебе тоже ОГРОМНОЕ спасибо за: поддержку, название и за то, что тебе идея понравилась. А я-то, дура, боялась, что ты мну убьёшь).
Отношение к критике: обоснованная и детальная, но не слишком резкая и оскорбительная – приветствуется!
Отношение к слову «Прода»: в очень редких случаях, если вы ПЧ или если все остальные слова иссякли.
Пейринг: Снейп, Люпин, мародёры.
Посвящается: Нетопырю. Как главной причине отсутствия моей психики))).
Размер: макси.
Разрешение на архивирование: пожалуйста, сначала свяжитесь со мной.
Рейтинг: PG-13.
Саммари: Что важнее: родственные узы или настоящая дружба?
Можно ли поскупиться принципами, если нужна твоя помощь?
И можно ли сотрудничать с людьми, которые ненавидят тебя? И нужно ли?..
Статус: незакончен.
Глава 1, в которой мы отслеживаем разговор двух кузенов в подземельях, видим общие рассказы мистера Люпина и едем в Хогвартс-экспрессе.
Быстрые шаги, кашель.
- Я и не думал, что ты будешь меня ждать. Я думал, ты…
- Думал, да? Ты умеешь? Я не знал.
- Вот видишь, как полезно иногда общаться со своим двоюродным братом. Что-то новое узнаёшь…
- Хватит играть. Фальшивишь. Что тебе надо от меня?
Молчание.
- Постоять и помолчать? Удивительно полезное времяпрепровождение, тебе не кажется?
- «Фальшивишь», «фальшивишь»… На себя посмотри!
- Не хочу. Давай, говори что надо, и проваливай, а то засекут нас, и твои друзья из тебя сделают пирожки с волчатиной.
- Вредина.
- На себя посмотри. Ну?
Молчание. Взгляд в сторону.
- Ты прислал мне записку
«Давай встретимся в восемь на твоей территории, надо поговорить» для того, чтобы молчать? Теперь молчание называется разговором?
- Мне просто… трудно это сказать.
- Великие боги, чем я вас прогневал?!
- Не строй из себя старшего, у нас два месяца разницы. В общем, я хотел извиниться.
читать дальшеИзумлённое молчание, вытаращенные тёмно-тёмно серые, кажущиеся чёрными, глаза.
- Извиниться? Хорошо, я извиню. Но только при одном условии.
Резкий и даже отчаянный взгляд.
Томительное молчание. Усмешка:
- Если ты объяснишь, в чём, собственно, виноват, идиот!
Вздох. Скрип зубами:
- Виноват? В том, что я малодушный придурок. Устраивает?
- Нет. Потому что конкретно ты не объяснил.
Удар кулаком по стене, тихий вскрик боли:
- Когда. Тебе. Надоест. Надо мной. Издеваться?..
Пауза.
- Прости. Уж это я точно не должен был спрашивать.
- Твой комплекс вины убивает.
Смешок:
- Ну, это семейное. А я должен был их остановить.
- И что? Что бы ты сделал? Вскочил бы и начал орать, что «оставьте его в покое»? Об этом уж позаботилась ваша Эванс. А ты бы и не только…
- …друзей потерял, но и тебе бы ещё хуже сделал. Знаю. Мы уже сто раз обсуждали. А я всё равно малодушная сволочь.
Молчание. Тихое-тихое шипение будто в себя:
- Если ты – ещё – будешь – заниматься – самобичеванием – я тебя лично вверх тормашками переверну. Притом без всяких заклинаний. Глядишь, мозги перетекут из задницы в голову. Пойми уже, мне всё равно, что ты молчишь во время того, как они надо мной издеваются!
Изумлённо поднятые брови. Покашливание, усмешка:
- Всё равно? Ты это мне говоришь. Ты думаешь, я не знаю, что тебе не всё равно?
Злобный взгляд, открытый рот.
Упреждающе поднятая ладонь:
- Нет уж, помолчи пока. Ты пытаешься и меня, и всех, и самого себя убедить в том, что тебе на всё начхать. А ты ведь… ну скажем так, переживаешь.
- Я не переживаю из-за всяких идиотов, мозгов которых хватает только на то, чтобы перевернуть человека вверх ногами. И не переживаю из-за ещё больших идиотов, которые не в состоянии остановить первых идиотов, понятно?
Фырканье:
- Ты надеялся этим меня задеть? Плохая попытка. И уж если ты так говоришь – точно переживаешь.
Тяжёлое молчание, взгляд в сторону, опущенные плечи.
Мягкая понимающая улыбка, способная хоть кого вывести из себя, прямой слегка изучающий взгляд, сплетённые на груди руки:
- Ты можешь не говорить, что я прав, ты и так это понял. Я только одного не понимаю: если ты общаешься лишь со мной, в неформальной обстановке, зачем ты мне-то эту маску демонстрируешь? Мне… - с запинкой, - человеку, который тебя лучше всех знает?.. И не цепляйся за эту фразу, что «меня никто хорошо не знает». Полностью тебя и впрямь знать невозможно. А твоя маска слишком прилипла к твоему, - насмешливо, - истинному лицу.
Взгляд с немым отчаянием. Тихое сипение:
- Перестань.
Удовлетворённый кивок. Молчание и взгляды в разные стороны.
- Ты принимаешь мои извинения?
Пауза. Тихое:
- Принимаю.
- Отлично. Тогда я пойду, если ты не против.
Тем же тоном:
- Не против.
- Замечательно. Спокойной ночи.
Без ответа. Разворот, шаги по лестнице наверх.
Закушенная губа, неподвижная сгорбившаяся фигура, взгляд в стенку.
Абсолютная тишина.
***
Едва вылетев из подземелий, прислоняюсь к стене и в который раз за день вздыхаю; совершенно вымотан. Разговор с двоюродным братом, как обычно, отнял энное количество нервных клеток. Да я даже не рискую предполагать, а остались ли у меня ещё нервы.
Наши матери – сёстры, родные, но родители Северуса настолько не занимаются им, настолько игнорируют… Я уже лет в семь свыкся с мыслью, что Сев постоянно бывает у нас в доме (притом добровольно – почти никогда: мама практически выволакивала племянника из «отчего дома» и приводила к нам), с огромной неохотой играет со мной в шахматы и менторским тоном, корча из себя старшего брата (хотя старше он был лишь на два месяца), пересказывает мне очередную только что прочитанную научную книжку. И, несмотря на то, что Северус был невыносим – почти всегда – я и вовсе считаю его не кузеном, а родным братом.
А потом мы пошли в школу.
Первые полтора курса у меня в голове запечатлелись быстрой лентой кадров – собственное поступление в Гриффиндор; брат, распределённый в Слизерин; обретение друзей, негласное условие «скрывать наше родство», ибо Джеймс, Сириус и Питер резко невзлюбили Сева; редкие-редкие разговоры в закоулках подземелий; напряжённые каникулы; издевательства; поездка домой на Рождество – и тот разговор.
«Знаешь ли, мне неприятно. А особенно неприятно, что мой брат, который по несчастливому совместительству является ещё и другом этих балбесов, молчит при этих… нападках на меня, как будто его это не касается».
Я не помню, как отбивался – то ли тем, что «мы же решили скрывать», то ли тем, что «а что я могу сделать, я не обладаю никакими полномочиями»… но об истинной причине я ему сказать не мог. Ни под каким соусом. Он бы не понял. А если бы понял, то превратно. И возненавидел бы меня на всю оставшуюся жизнь.
Моё чёртово дурацкое малодушие – лично мне самая ненавистная черта характера. И за неё я себя постоянно ругаю, из-за неё, как умно говорит Северус, занимаюсь самобичеванием, и прочее, прочее. Но ругай, не ругай, ненавидь сам себя, не делай этого – какая уж тут разница. Неоднократно, много-много раз во мне поднимало голову жгучее желание заорать на друзей, что «оставьте его в покое, он же вам ничего не сделал!», но эта моя… черта меня всегда останавливает. Боюсь их потерять. Из-за моей небольшой особенности друзей у меня никогда не было. Единственным ровесником, до конца меня понимавшим, всю жизнь был Северус, но… он мой брат, и это – другое. И Сириус, Питер и Джеймс – мои настоящие друзья, как бы пафосно и по-дурацки это ни прозвучало. Они меня понимают, они не отвернулись от меня, узнав, что я оборотень, и мы иной раз знаем, кто и что скажет в следующий момент. Сев не понимает всего этого. Точнее, с ним у меня всё то же самое, и даже больше того, но он решительно отказывается понимать, почему я так восторженно и с таким теплом говорю именно о Джеймсе, Пите и Сириусе. «Такого твоего отношения они не заслуживают». Да, ты так считаешь, ты их ненавидишь, и это естественно – отвечаю я, и мы опять ругаемся, ходя вокруг да около одной лишь темы. Правда, это было года два назад, наверное. А потом Северус, похоже, махнул рукой, вдолбил себе в голову, что я «такой вот», и ничего тут не изменишь, что ему плевать и на меня, и на моё малодушие, и теперь пытается сносить все издевательства, но я отлично знаю, что он и злится, и переживает из-за всего этого. Но главным образом не из-за травли, а из-за того, что я не пытаюсь её пресечь. Хотя он пытается донести до меня, что нечего мне себя изводить по этому поводу, и я знаю, что нечего – но как же просто это сказать, и практически невозможно по-настоящему сделать.
Ладно. К чему эти вечные отповеди… проповеди… исповеди – неважно. Мне не исповедей, у меня астрономия (да… астрономия…) на носу.
И я, чуть встряхнувшись, быстро иду в гриффиндорскую башню.
***
- Нет, я точно всё завалил!..
- Пит, - раздражённо отзывается Сириус, - ты уже это сколько сказал? Ты чего от нас ждёшь? Мы тебе уже тысячу раз говорили: всё нормально! Чтоб ты заткнулся, мы должны согласиться с тем, что ты всё завалил?
- Хватит, - говорю, - Питер, успокойся, всё ты нормально сдал. Надо верить в себя.
Он с сомнением косится на меня, потом улыбается:
- Да, наверное…
- Не наверное, а точно, - поучительным тоном говорит Джеймс, так же поучительно подняв в воздух указательный палец. – Рем, вот ты в психологи не хочешь?
Вздрагиваю:
- Нет. Да и психов в психологи не берут.
Не мои слова, не мои…
Сириус вздыхает и менторски произносит:
- Доктор должен быть немного болен, так ему легче понять пациента, Лунатик.
Ребята ржут, я как-то потусторонне улыбаюсь. Мимо купе пролетает группка слизеринцев (все в форме…), я вглядываюсь в них – Северуса не вижу. Опять в коридоре, что ли, едет?..
- РЕМУС!!! – орёт Сохатый. Я аж подпрыгиваю:
- Ты чего так вопишь?
- А ты спокойно не слышишь, - ухмыляется от уха до уха Питер, - мы тебя спрашиваем: ты как насчёт Карты думаешь?
Карта. Да, едва ли не два дня назад Сириус и Джеймс загорелись идеей создать карту школы и окрестностей, ибо территорию Хогвартса мы знаем, наверное, лучше всех. «Карту Мародёров», как они выразились. Да ещё чтобы на ней отражались все обитатели замка в тех местах, где они сейчас находятся. Этакий следящий пергамент. «Очень удобно». Я не стал переспрашивать, для чего удобно. Был бы я Севом, предположил бы, что ребятам нужен пергамент для подглядывания за девчоночьим душем.
Они бы и сами всё сделали, Джим потрясно рисует, да и чертит тоже, а Сириус лучший по заклинаниям, но… есть одно «но». Нет-нет, дело не в лени – ну не полностью в лени; в ней тоже – но в основном в том, что «только я обладаю максимальной фантазией, точен до предела, смогу сделать всё без единой помарки…» и прочее, прочее. К тому же для этого дела нужен почему-то особо старый и ветхий пергамент, а у меня в доме полно старых листов. И чернила нужны невесть какие… фотографические, что ли, а мой отец весьма и весьма увлекался и черчением, и фотографией, и аж живописью, так что… В общем, отвертеться мне вряд ли удастся. А Питеру «придут в голову интересные идеи относительно того, как можно улучшить Карту».
- Думаю? – Я встряхиваюсь. – Я думаю, что это надо сделать, только…
- Конечно, не ты один, - Бродяга опять читает мои мысли. Да уж, в нашей четвёрке обмен мыслями происходит чаще всего именно у меня с ним. – Давайте та-а-ак… Ты приезжаешь домой…
- …спрашиваю у родителей разрешения взять пергамент и…
- Вот ведь! Рем, что, а без разрешения не возьмёшь?
Питер возмущённо смотрит на Сохатого:
- Джеймс, знаешь, это тогда и вовсе воровство получится!
- Ой, да ла-а-адно… - машет тот рукой. – Какое воровство у собственных родителей?
Мы с Сириусом уже приучились не спорить. Родители Джима разбаловали его до такой степени, что он свято уверен: в семье можно делать что угодно, и никто тебе ничего не скажет и не сделает. А поскольку он нас всех тоже считает своей семьёй, то иногда нам с ним круто приходится. Но мы ведь все бываем невыносимыми. И только Хвоста до сих пор бесит отношение Джима. Потому что для нас с Питом семья – это самое святое, что может быть, для него даже больше, чем для меня, и потому-то сейчас Пит вскакивает и едва ли не упирает руки в боки:
- Понимаешь, Сохатый, есть вещи, которые вообще нельзя поколебать, и одна из них – это когда тебе нужно что-то, что принадлежит твоим родным. Ты обязан спросить разрешения её взять. А если…
- Ох, да заткнитесь вы, - похоже, у Сириуса сегодня резко отрицательное настроение. – Пит, ты что, с ума сходишь? Ну когда ты поймёшь, что в этих вопросах Сохатого переубедить не-воз-мож-но?
Питер состраивает рожу и садится обратно. Я оглядываю всех по очереди – Бродяга сверх меры раздражён, Хвост надулся, Сохатый безмятежен, как младенец. Открываю рот:
- Так что там с Картой?..
…и замолкаю, ибо по коридору, с огромным трудом таща за собой сундук, буквально ковыляет Северус. Хромает. Может, ещё на кого-нибудь из наших налетел? Его полшколы не выносит, и есть за что. Он подходит к нашей двери и замирает как вкопанный.
Мы с Питом переглядываемся. Сириус и Джеймс развалились на сиденьях лицами к окну, прислонившись спинами к стенке купе. Дверь не видят. Лично мне не очень хочется, чтобы Сева опять изводили, но Пит может всё испортить за секунду.
Потому я толкаю его под рёбра так, что он охает, и бодро вещаю:
- Значит, я беру пергамент с чернилами, делаю первые зарисовки, потом…
- Хвост, ты чего?
- Лунатик, а ты чего глаза таращишь? В восторге от предстоящей затеи, что ли?
Я так яростно мотаю головой, что Сев за дверью ухмыляется уголком рта и продолжает шествие, никак не дав мне понять, что принял мою… помощь.
- Разве я таращу глаза? Я и не заметил даже…
Друзья смотрят на меня с подозрением, а Питер ещё и обиженно. А я состраиваю невинное выражение лица и продолжаю разглагольствовать о Карте, втайне глупо надеясь, что лет через десять Северус вспомнит этот эпизод и ещё скажет мне спасибо.